Буся, 88 - 2 июля 2012 21:26

Одиночество мужчин…

Как стыдно одному ходить в кинотеатры без друга, без подруги, без жены, где так сеансы все коротковаты, и так их ожидания длинны!
Как стыдно – в нервной замкнутой войне с насмешливостью парочек в фойе жевать, краснея, в уголке пирожное, как будто что-то в этом есть порочное… Мы, одиночества стесняясь, от тоски бросаемся в какие-то компании, и дружб никчемных обязательства кабальные преследуют до гробовой доски. Компании нелепо образуются - в одних все пьют да пьют, не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками, а в третьих – вроде спорами идейными, но приглядишься – те же в них черты…
Разнообразные формы суеты! То та, то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать - не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я, но вырвался, на нем оставив шерсть.
Я вырвался! Ты спереди, пустынная свобода…А на черта ты нужна!
Ты милая, но ты же и постылая, как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая? Как поживаешь ты? Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу, что я сейчас в такси куда-то мчу, но если я и мчу, то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят, чувствуя, что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу, но я не им – тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой с лампочками тускленькими, посвечивая беленькими туфельками, сидела женщина, как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено приехать, что я был самоуверен и слишком упоенно современен - я не цветы привез ей, а вино.
Но оказалось все – куда сложней…
Она молчала, и совсем сиротски две капельки прозрачных – две сережки мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно И, поднявши тело детское свое, сказала глухо: Уходи…Не надо… Я вижу – ты не мой, а ты – ее…
Меня любила девочка одна с повадками мальчишескими дикими, с летящей челкой и глазами-льдинками, от страха и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза, и девочка под молниею магнийной шептала мне: Мой маленький! Мой маленький! - ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко и торжественно, и гром, и моря стон глухонемой, и вдруг она, полна прозренья женского, мне закричала: Ты не мой! Не мой! Прощай, любимая! Я твой угрюмо, верно, и одиночество - всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно прощальный снег от варежки твоей. Спасибо женщинам, прекрасным и неверным, за то, что это было все мгновенным, за то, что их прощай! - не до свиданья!, за то, что, в лживости так царственно горды, даруют нам блаженные страданья и одиночества прекрасные плоды.

• 
• 
•